Пресса о нас

Блог Петербургского театрального журнала

 

Лаборатория «Разговор на равных» в Пермском ТЮЗе

 

Каждый молодежный театр в наше время ощущает нехватку пьес для подростков, а уж современных — тем более. Над этой проблемой давно задумались в Пермском театре юного зрителя. И запустили четыре года назад лабораторию «Разговор на равных».

 

Первые две лаборатории были режиссерскими, призванными дать возможность молодым режиссерам прийти в театр со своей идеей и облюбованной пьесой, желательно современной. В итоге репертуар театра пополнился четырьмя новыми спектаклями, адресованными подросткам. На третий раз «Разговор» произошел в первую очередь с молодыми драматургами. Театр решился на рискованный поступок — заказал трем молодым драматургам (вернее, драматургиням, уже достаточно известным в театральной среде) новые пьесы на «пермском материале». То есть в ноябре прошлого года авторы обошли несколько школ города и поговорили «по душам» с подростками — об их проблемах, мыслях, чувствах, о том, какие истории они хотели бы увидеть на сцене ТЮЗа. В итоге действительно родились три оригинальных драматургических текста, представить которые пермской публике предстояло трем молодым (но уже опытным) режиссерам. В сущности, получилась драматургически-режиссерская (а местами и актерская) лаборатория. В качестве зрителей и экспертов свежих опусов были приглашены, конечно, пермские школьники, вдохновлявшие драматургов, студенты и заинтересованные лица. Модератором лаборатории стал Павел Руднев.

 

Показ открылся своеобразным прологом — небольшим эскизом — фрагментом драматического текста «Брокенвиль» англичанина Филипа Ридли. «Детская» тема здесь заявлена центральным персонажем — одиноким, заброшенным ребенком, оказавшимся в ситуации «после конца света» на обломках дома и семьи. Никаких подробностей, намеков на обстоятельства. Одиночество и разруха как факт. Недаром «Брокенвиль» дословно переводится как «Разрушенск». В этом пространстве появляются новые обитатели — молодые люди и старуха. Никто из них не помнит ни своего имени, ни истории жизни. Чтобы успокоить ребенка, они начинают сочинять сказки, примеряя на себя новые роли, учась заново жить и чувствовать. Так происходит их самоидентификация, так складывается новая мифология. Так в разрухе зарождается новая жизнь. Режиссеру эскиза И. Галанину (выпускнику Пермского института культуры) и исполнителям (студентам-третьекурсникам актерского курса) удалось создать таинственную и тревожную атмосферу, возбудить у зрителя желание разгадать загадку текста. Пьеса достаточно абстрактна, у персонажей-«осколков» нет характеров, только метки — хохолок, блестки, татуировка. Поэтому в эскизе собственная индивидуальность каждого исполнителя, проглядывающая сквозь «знак», делала его живым, теплым, сегодняшним. В финале сочиненной и разыгранной сказки чувства уже нешуточные — потеря выдуманного ребенка. И Екатерина Патрушева (Царапина) проживает их как настоящие, собственные… Однако сюжет движется дальше — приходит пора новой сказки. Фрагмент пьесы, выбранный для показа, оказался слишком мал, чтобы создать законченное по смыслу произведение. Но он задал определенное настроение, разбудил зрительский «аппетит».

 

Пьеса Анны Батуриной «Фантом Марины Кудряшовой» открыла своеобразный «школьный триптих». Угол зрения автора на современную школу выбран явно фантасмагорический, несмотря на обилие острых «серьезных» тем. Здесь и юная самоубийца, ставшая героиней социальных сетей, и запрет на ношение хиджабов, страхи перед исламскими террористами, регулы у старшеклассниц, влюбленности учеников в учителей и наоборот, тоталитарность и коррупционность школьного руководства и так далее — весь этот набор «тянет» как минимум на сериал «Школа». И еще в этой пьесе «пять пудов любви». Девочка любит мальчика, мальчик влюблен в молодую учительницу, а многоопытная и несгибаемая завуч Зоя Марковна (эдакий «фельдфебель в юбке», гроза учеников и молодых специалистов) сохнет от любви к своему юному ученику, ревнует и делает глупости. А над всеми героями и событиями витает призрак — тот самый «фантом», и история становится совершенно невероятной, лишаясь «черноты» и жесткости. Формат читки трансформировался здесь в мини-спектакль.

 

Режиссер Артем Терехин выстраивает на сцене типичный класс — столы, стулья, доска (на которой и будут проступать послания призрака, что неожиданно и смешно). Но статичность и определенность пространства, на мой взгляд, несколько утяжеляют ритм спектакля, сдвигают его в поле бытового существования. На сцене главенствует лирика. И даже призрак Кудряшовой (Екатерина Жигачева) — неугомонной «оторвы» и «позора школы», накануне своей смерти намеревавшейся ограбить алкомаркет, необычно тих и лиричен в облике рыжеволосой поэтессы-неформалки. Вся эксцентрика пьесы отдана Зое Марковне (Елена Бычкова). Каждое ее появление — аттракцион. Ее самочувствие — любовная лихорадка. Она невероятно остра во всех проявлениях — гневается ли, распекает, советуется с призраком, ревнует, отчаивается, учит жизни. И при том абсолютно узнаваема. (Забегая вперед, хочется отметить, что фигуры учителей во всех трех пьесах выписаны, пожалуй, наиболее ярко и со знанием предмета. Гораздо сложнее оказалось ухватить черты современного подростка.) Думается, в пьесе и режиссерском эскизе есть серьезный потенциал для превращения в полноценный спектакль театра.

 

«Вобла и шоколад» Полины Бородиной — действительно «пермская» история. Ведь героиня ее является ученицей хореографического училища (в предисловии к показу прозвучало, что основой стали реальные события), а мальчик получает образование в «Уральском подворье» (учебное заведение для «трудных» подростков). Опять школа и опять любовь. Вернее, две школы — казалось бы, совершенные антиподы: в одной — строгая дисциплина, самоограничение, труд, в другой — дуракаваляние, анархия и пофигизм. Но и в строгом балетном классе, и в разболтанном спортзале одинаково беспощадно решают судьбу детей учителя и чиновники от образования. В этих условиях и прорастает история сегодняшних Ромео и Джульетты. История простая, линейная. Встреча в театре, возвращение утерянного смартфона; ночная переписка; невозможность встречи из-за строгих порядков в интернате; его попытка выдать себя за ученика престижного лицея; единственное свидание; его саморазоблачение, ее отчисление из училища (за нарушение дисциплины); ссора и примирение. Режиссер Максим Соколов выбрал пространство намеренно несценическое — металлический ангар для хранения декораций. Четыре стула, пара скамеек, лестница, баскетбольное кольцо — вот и весь материальный мир спектакля. И свободное пространство, которое чрезвычайно изменчиво и динамично. Балетные пачки превращают его в класс, а баскетбольные мячи — в спортзал. Пьесе, насыщенной событиями, требуется «воздух», и он возникает за счет пластических сцен — смешения уличного танца, балетных па и спортивных игр. Балетные девочки танцуют в парах с «уличными» мальчиками, и в этом танце проявляются взаимное притяжение, жажда любви и одновременно невозможность воссоединения двух таких разных миров. Режиссерская ирония снимает некоторые натяжки сюжета, переводит историю в ранг легкой театральной игры. Вот юные балерины старательно «держат арабеск» (единственного из них юношу в балетном трико). Муштрует их «Пучок» (Валентина Лаптева) — еще один колоритный персонаж в галерее учителей. «Главное в балерине — пучок!», «Мария, убери мясо!» — покрикивает неумолимый педагог, и каждая ее фраза звучит как закон в неписаном балетном кодексе. Но жесткость текста смягчается юмором актрисы, ее ироническим отношением к персонажу. Легко и изящно решено «па-де-труа» (выражаясь балетной терминологией) в театре, когда герой одновременно переживает первое свидание с девушкой и нелегкий разговор с директором школы, под аккомпанемент «Кармен». Две сцены соединены, накладываются одна на другую, как бы просвечивая и создавая новую смысловую ткань. В финале влюбленные, по законам жанра, воссоединяются и уходят за горизонт, вызывая восторг молодежного зала. Чего больше в этой реакции — очарованности формой спектакля или желания счастливой концовки? Молодые хотят верить в счастливую любовь. И театр дает им такую возможность. Хотя в жизни, конечно, все гораздо сложнее…

 

Режиссер Александр Баркар представил фантастическую пьесу Светланы Баженовой «Гришка Вольт». Пожалуй, самую сложную для восприятия, так как написана она в форме интеллектуальной драмы, где главное — борьба идей. Поэтому там сплошные разговоры, а событие происходит только в финале. Снова (!) школа, урок информатики, учитель и ученики. Но ситуация фантастическая: прилетели инопланетяне, накрыли школу колпаком и объявили, что земляне — тупиковая ветвь эволюции. Поэтому все жители планеты будут уничтожены через 24 часа. Впрочем, одного они заберут с собой для музея. История в духе голливудских блокбастеров, но пародирующая их. Поскольку «героев» не находится. Самым выдающимся «антигероем» пьесы оказывается учитель Николай Андреевич (Дмитрий Юрков) — абсолютно беспомощное существо в реальной жизни, но супергерой в виртуальной реальности. Когда от безнадеги кто-то предлагает поиграть в Доту (онлайн-игра), он становится ее безусловным лидером. У него огромный экспрессивный монолог на игровом «птичьем языке», и ученики уже готовы признать его лидерство, но как только заканчивается игра, Николай Андреевич «сдувается» и отползает в тень. А ученики ведут себя как обычно — едят, считают оставшиеся секунды жизни, ждут спасения, рассуждают о бессмысленности героизма, прикидывают свои шансы на попадание «в музей». В общем, все исповедуются и обнаруживают собственную несостоятельность. И только один Гришка Вольт, которого «все достали», совершает бессмысленный поступок — устраивает замыкание электрической сети и сгорает, неожиданно спасая этим все человечество. Инопланетяне уничтожены. Жизнь продолжается. А вопрос остается: мы действительно так безнадежны? Александр Баркар решил пьесу именно в жанре читки. Актеры как бы отстраняются от персонажей, играют с ролью и с пьесой. В качестве театральной площадки выбрана лестница, причем актеры находятся на нижней площадке, а зрители на двух ярусах верхней. Получается как в шекспировском театре. Зрители чувствуют себя в позиции инопланетян, наблюдая сверху за потугами «тупиковой ветви эволюции» и решая ее судьбу. И до поры до времени режиссер позволяет им оставаться в позиции наблюдателя. Но вдруг выкидывает фортель — двое молодых актеров ловко забираются на верхний ярус и некоторое время находятся на опасной высоте. И зритель с замиранием следит за ними, испытывая в этот момент неподдельный страх. Так история «про них» становится историей «про нас».

 

Случайно так вышло или было просчитано организаторами, но композиция лабораторных показов сложилась в единое смысловое целое. Удивительным образом последняя пьеса сомкнулась с «Брокенвилем». Те же апокалипсические мотивы, те же вопросы: кто мы, что мы? Как будто инопланетяне Светланы Баженовой все же уничтожили жизнь на Земле, и Разрушенск — это последствия их визита. А мальчик — тот самый последний человек, взятый ими в космос. И как все приходится начинать с начала…

 

Пьесы пермской лаборатории, не претендуя на всеохватность, озвучили часть проблем и примет сложного мира современных подростков. На обсуждении зрители говорили о проекции собственных мыслей, чувств и страхов. И это самый главный итог лаборатории. Значит, «разговор» театра со своим зрителем состоялся. Другой важный итог — труппа театра в хорошем творческом состоянии. Как, впрочем, и молодая режиссура. Вероятно, будет и практический итог — новый спектакль в репертуаре. Хочется надеяться, что «разговоры» в Пермском ТЮЗе продолжатся. В любом случае, круги по воде разойдутся. Ничто не исчезает бесследно.

 

Елена Малинина