Художником-постановщиком спектакля «Обыкновенное чудо» стала Валентина Серебренникова, приехавшая из далекой Австралии. Она создала на сцене волшебный причудливый мир, в котором соединяются с одной стороны, современная хай-тековская кухня и ванна, а с другой – мыльные пузыри, разряды катушек тесла и полеты над сценой. Впереди у Валентины Серебренниковой еще один спектакль – «Лондон »и вновь в тандеме с Максимом Соколовым. Работа над ним началась как раз в дни премьеры «Обыкновенного чуда», художественный и технический советы театра обсудили визуальный облик новой постановки. Мы решили познакомить наших зрителей с театральным художником Валентиной Серебренниковой.
-Как вы познакомились с Максимом Соколовым и начали сотрудничать?
- С Максимом мы знакомы года три. Первый спектакль, который мы с ним сделали, это была «Метель» по В. Сигареву в Ижевске. Я в это время находилась в Новой Зеландии, мне пришло сообщение: «Валентина, не хотите ли вы сделать спектакль?» Всю «придумательную» часть мы обсуждали онлайн, по скайпу. В Ижевске я была на запуске и на выпуске.
-А почему вы решили стать именно театральным художником, это достаточно специфическая профессия?
- Началось с того, что у меня мама режиссер по образованию, но не сложилась у нее карьера, потому что появилась я. Хотя она окончила институт, но профессионально режиссурой не занималась, работала методистом. Меня нужно было куда-то деть и этим местом стала изостудия, потом художественная школа, после художественное училище замаячило на горизонте. Конечно, я мечтала быть художником, чтобы у меня были выставки, картины, живопись, ну на худой конец дизайнером была бы. Ближе к вступительным экзаменам, я попала на выпускные экзамены театральных художников. Меня это поразило, и отпали все вопросы, чем заниматься и кем быть. Я отучилась 4 года в Красноярском художественном училище, поехала в Петербург, не поступила с первого раза в театральную академию. И как сейчас думаю - какое счастье. В спешном порядке я поступила в текстильную академию, тогда она называлась университет технологии и дизайна, на специальность «художник-модельер, дизайнер костюмов». Два курса честно без троек получала стипендию, но поняла, что это все прекрасно, но не мое. Хотя потом мне в работе очень пригодилось знание, как кроятся костюмы, как строятся, как шьются. Я пошла заново поступать в академию, и тогда Вячеслав Окунев набирал курс художников музыкального театра. Мастер в каждом пытался индивидуальность разглядеть, давал нам цвести и даже на самые безумные вещи он смотрел спокойно. Мы вернули традицию делать курсовые выставки. Впервые за много-много лет курсом мы представляли Россию на международном фестивале сценографии «Пражская биеннале». Там есть специальная студенческая секция и обычно всегда ее представляла Москва. Мы сами проектировали нашу инсталляцию. Сами делали сметы, сами заказывали в мастерских, мы сами делали логистику, лично я узнавала, как можно провезти самолетом большие пластиковые яйца, так были упакованы макеты. И где-то с 3 курса я начала работать.
-Как происходила ваше погружение в профессию?
- Мой первый спектакль был балетный, «Песни Комитаса», и его номинировали на «Золотую маску», не за сценографию, конечно, а сам спектакль. Потом была первая очень плодотворная работа художником по костюмам, но там у меня был шикарный тыл - сценограф Е. Капелюш. Я там, конечно, наломала дров в процессе, но все в итоге все получилось. Это были мои первые моменты, когда я ночевала в пошивке среди манекенов, на меня свалился кронштейн, на котором висело огромное количество костюмов. В другой раз нас позвал Г. Тростянецкий, он хотел поэкспериментировать в духе Д. Крымова, где студенты работают в команде. И это была уже школа запуска большого спектакля. Первый раз мы делали технические описания, технические задания, планировки, работали с мастерскими. Ведь художник рисует не только картиночки и эскизы, он делает техническое описание каждой декорации, каждой отдельной детали: из чего она, каких габаритов, как она крепится, какие нагрузки выдерживает и т.п. Ну, в тоже время нас не пинали, как щенят, нам помогали.
-Реальность, с которой вы столкнулись, по сравнению с идеальным театром, была для вас большим стрессом?
- Ну, стресс вообще всегда есть. Просто с возрастом к нему проще относишься. А если нет стресса, то это «пофигительское» отношение к профессии. Вообще, идеальный театр возникает, мне кажется, когда сходятся единомышленники. Могут быть самые ужасные условия, но получиться может все великолепно. У меня был спектакль «Север», сейчас он идет в Ярославском театре драмы, мы его сделали за неделю в лаборатории под Звенигородом. За пансионатом, в котором мы жили, на помойке нашли трубы, местный кочегар сварил их прямо на снегу, и потом эти декорации успешно приехали в театр.
-Сейчас в афишах рядом с вашим именем значится Австралия. Что вас сподвигло уехать?
- А почему нет? У меня было несколько факторов, это и свои личные причины, которые дали возможность, и там уже стоял выбор, можно было поехать и попробовать, а можно было не попробовать.
-Театр «там» и театр «здесь» сильно отличаются?
- Кардинально! Вот как и Северное и Южное полушарие. У вас - зима у нас - лето, также и театральная система. Так называемая русская репертуарная в России и бродвейская в западном мире. Русская подразумевает наличие театра как здания, постоянной труппы, постановочной части, цехов. Этот театр-дом иногда приглашает режиссеров и постановочную группу, но с основным своим коллективом он всегда на месте. Бродвейская система - это когда есть человек. Он продюсер, он главный. Дальше он приглашает авторов, режиссера, постановочную группу, идут кастинги на актеров, работа по сценографии костюмам, которые делаются где-то, потом они арендуют зал примерно на неделю - на выпуск и показ. Потом спектакль прокатили неделю-две- три, - и больше спектакля нет. Он разбирается, и в лучшем случае хранится, в худшем - выбрасывается, потому что хранение тоже стоит денег. Конечно, все это создает определенные трудности, на арендованной площадке нужно работать аккуратно, в нее нужно вписываться, каждый час монтировок, репетиций стоит денег, которые дают спонсоры. В России даже в самом маленьком городке, есть театр у которого есть госбюджет, и этот театр может себе позволить как минимум четыре постановки в год.
-Вернемся к «Обыкновенному чуду». В спектакле - такое изобилие декораций и костюмов, множество мелких и мельчайших деталей. Чем обусловлена такая избыточность?
- Каждый раз сценография и костюмы и вообще образность спектакля диктуется материалом. Она всегда рождается по- разному. Если в одном спектакле я могу сварить декорацию из старых сантехнических труб и положить чугунные батареи на сцену, то в другом спектакле у меня будут феерические костюмы. Разный материал требует разного подхода .
- Как проходила ваша работа с режиссером?
- Перед тем, как начать работу, идет обсуждение, я это называю «наговор в стиле бреда». Набрасывается все, что можно, и потом вычленяется главное, нужное. Мы долго говорили, что такое чудо для нас. Для меня, например, чудо в последнее время - это ценить моменты каждого дня. Я здесь жила три недели и все время мечтала сходить на каток. Если бы я до него дошла, это было бы вообще самое чудо, но я не дошла. Главное нам хотелось, чтобы зритель увидел себя, чтобы это было пронзительно и это было про «сейчас». Дальше мы стали искать, что может составить контраст. Если реальный мир прекрасен в своих тихих радостях, реальная любовь прекрасная, тихая, грустная, то что же тогда происходит в сказке? Ключевое слово было, по-моему, «метеорит». Волшебник ворочает стихиями, сказочная любовь как стихия. И от этого возникла идея использовать теслу.
- А в «Лондоне» какая была мысль?
- В «Лондоне» совершенно другая история. Для меня сквозная мысль пьесы - о месте человека в мире, его корневой системе и может ли он выжить вне корневой системы. Спектакль рассказывает о простом сантехнике. Символ его корневой системы - это гнездо. Хотя он сантехник по профессии, мы намеренно ушли от сантехнического быта, перевели его в стилистику постмодернизма. Построение визуального образа идет на контрасте живой фактуры, живой материи - проволоки, стали, резины, и абсолютно другого видео ряда - медийного восприятия пространства и воспроизведение этого пространства. Мы будем работать с проекциями на двух сторонах фойе, использовать веб камеры. Наша идея - столкновение двух миров, родного корневого и иного.
«Обыкновенное чудо» наши зрители смогут увидеть 28 и 29 марта. А премьера спектакля «Лондон» состоится в апреле. До встречи в театре!