Пресса о нас

Журнал «Счастливчики» (журнал для родителей о детях) № 4 (25) май-июнь 2014 г.

 

 

Лысьвенский мальчишка Саша Шаров еще в детстве в душе всегда чувствовал, что будет заниматься интересным делом. Правда, сначала в институт культуры на режиссуру театрализованных представлений его не приняли. Он подождал год и попробовал снова, уже на актерское отделение. Талантливого молодого человека заметил народный артист России Михаил Юрьевич Скоморохов и взял на свой курс. А через пять лет пригласил 

в Пермский ТЮЗ.

Сегодня Александр Шаров — один из ведущих актеров труппы. Начинал он с роли Кудряша в «Грозе» А. Н. Островского, а всего за 13 лет работы сыграл больше двух десятков самых разных ролей: веселых и озорных мальчишек, вроде Гека Финна в «Приключениях Тома Сойера», острохарактерных, почти гротесковых — таких как кузнец Вакула в «Ночи перед Рождеством», или пронзительно лиричных — например, Бусыгин в «Предместье».Александр Шаров — лауреат нескольких профессиональных премий: имени народной артистки СССР Л. В. Мосоловой, Пермского края в сфере культуры и искусства, внутритеатральной «ЭКСклюзив».

 

50-й юбилейный сезон стал для артиста очень насыщенным. Он сыграл большие роли в спектаклях «Мещанин во дворянстве» и «Беда от нежного сердца». А совсем под занавес закончились репетиции еще одной постановки — сказки «Холодное сердце». Премьера состоится в сентябре, и зрители увидят Александра Шарова в образе злого волшебника Михеля-Голландца. Наш разговор состоялся после генерального прогона спектакля.

 

— Пока еще мало зрителей, конечно, было. Первые зрители — это свои люди: коллеги, близкие. Но и их реакция важна, конечно. Роль Михеля-Голландца, которую я играю в «Холодном сердце», довольно сложна физически. У меня тяжелый костюм, парик, длинный плащ, шляпа глаза закрывает. Во всем этом надо делать фокусы, не забыть включить и выключить микрофон. Есть сцена, где я во всем этом облачении поднимаюсь по узкой лестнице, держа в руках топор с напильником. А следующая мизансцена предполагает, что я нахожусь совсем в другом месте. Значит, надо быстро спуститься и перейти. Так что нужно ко всему приспособиться, или, как мы говорим, правильно распределиться, учесть все эти моменты, которые, может быть, кажутся мелочами, но от них зависит впечатление зрителей. 

 

— А зритель и не подозревает, сколько сложностей испытывает актер при выходе на сцену. 

— А зритель и не должен про это знать. Зритель должен удивляться тому, что раз — и у меня в руке появился камень — сердце, два — у меня загорелась рука. 

 

— Насколько вам было интересно играть роль Михеля, насколько вообще кажется важным разговор с юным зрителем о холодном сердце?

— Тема эта не нова. Сегодня все говорят, что уходит теплота из человеческих отношений. Все хотят быть богатыми, а счастья у них нет. Можно жертвовать семьей, работу ставить на первое место, чтобы разбогатеть. Может, они отчасти продают свои сердца? Так и возвращаешься к мысли, что не в деньгах счастье, богатство не дает жить полной жизнью. Герой пьесы Петер Мунк продает сердце, становится богатым, но холодным. Конечно, меня такие проблемы тоже волнуют. Мы же не получаем баснословных денег. И у каждого встает выбор — можно работать в театре не за самые большие деньги, а можно устроиться в агентство, которое занимается организацией праздников, и получать в разы больше, но будет ли удовлетворение от этого? 

 

— А от чего вы получаете удовлетворение в театре? 

— Словами не объяснишь. Это можно только почувст- вовать, да и то нечасто. Удовлетворение дают не цветы, не аплодисменты, а внутренняя потребность надевать маски, возможность сыграть другой характер, другой персонаж, отличающийся от тебя. Это интересно. Однажды, уже довольно давно, Борис Ильич Цейтлин, который ставил у нас спектакль «Лес», сказал, что театр — это легальный сумасшедший дом. Люди смотрят на других людей, которые изображают из себя тоже других людей. 

 

— А зачем люди ходят в театр? 

— Какие-то спектакли заставляют задуматься, есть более легкие. Сходить на легкий веселый спектакль, посмеяться, снять напряжение — тоже хорошо. Но театр несет просветительскую миссию, указывает на какие-то проблемы, но не дает ответы. Как говорит наш художественный руководитель Михаил Юрьевич Скоморохов, театр не должен давать ответы. Театр выделяет болевые точки, а человек должен сам делать выводы. 

 

— По-моему, Лев Толстой говорил, что помнит себя с колыбели. А вы с какого времени себя помните? 

— Помню отрывочно где-то года в три, но как-то в тумане, в дымке. А осознанно — примерно лет с 9–10. Я был довольно хулиганистым ребенком, сорванцом. А в 9–10 лет стал пионером, председателем совета отряда, учился хорошо. У меня была только одна «четверка», по русскому. В Лысьве, где я жил, я ходил во Дворец пионеров в пионерский штаб «Факел». У нас проходили 2–3-дневные сборы, множество творческих дел, выходил на сцену, как бы сейчас сказали, со скетчами, а тогда назывались просто сценки. Участвовал в КВНе. 

 

— А когда пришло осознанное желание стать актером? 

— Думал, что буду чем-то таким заниматься. Поступал в институт культуры на РТП (это режиссура театрализованных представлений), но меня не взяли, посоветовали попробовать поступить на актерский. И на следующий год поступил на актерский курс, которым руководил М. Ю. Скоморохов, а педагогом была Т. П. Жаркова. Я ведь до того, как поступил, с театром не пересекался. Про театр ничего не знал. У меня не было никаких ни «мечт», ни представлений, как это должно быть. Не задумывался, что есть монтировщики, костюмеры. 

 

— А что такое перевоплощение?

— Над ролями каждый работает по-разному. Кто-то читает, особенно если исторический персонаж. Мы же не говорим, что сейчас я буду перевоплощаться. Сначала довольно долгий застольный период — присваиваешь текст, потом этюды — возникают мизансцены, появляется «география» роли, понимаешь, что ты делаешь в каждый момент. Дальше — костюм, музыка. Так из всего складывается образ, в какой момент что-то рождается, непонятно. И если один раз получилось, то это не значит, что в следующий раз этот алгоритм сработает. Режиссер дает направление артисту, куда ему развиваться, какой характер он создает. Вот почему один и тот же спектакль можно ставить несколько раз. Один режиссер видит так, другой — по-другому.

 

 — А зритель влияет? 

— Зритель влияет. Когда принимают хорошо, реагируют, это придает силы, раскрепощает тебя. Ты понимаешь, что ты доносишь до зрителя. Причем не обязательно это смех или аплодисменты. Это может быть тишина. Когда достигаешь нужного эффекта, по зрителю это чувствуешь. Это может быть и на вечернем спектакле, и на утреннем, где полный зал детей или детей с родителями. А бывают моменты, когда не получается что-то в роли, где не совсем себя комфортно чувствуешь, но сам не всегда понимаешь, чего не хватает, тогда и от зрителя нельзя ждать предполагаемой реакции. 

 

— А вы прислушиваетесь к дыханию зала, когда готовитесь к спектаклю? 

— Да, зал слышно, особенно когда ты стоишь за кулисами перед выходом. И говоришь себе или коллегам — сегодня взрослая публика, или зал гулкий, больше школьников. По шуму в зале понимаешь…

 

— Есть какие-то любимые авторы, круг ролей? 

— Есть поговорка, что каждый солдат мечтает стать генералом, а каждый артист мечтает сыграть Гамлета. Не согласен. На институтской скамье, может быть, и так, а в театре не можешь влиять на распределение ролей, играешь то, что дают. Для себя я вывел правило, что какую бы роль ни дали, надо ее полюбить, полюбить персонажа, быть адвокатом своего персонажа. 

 

— Даже если он мерзавец? 

— Тем более если мерзавец. По своему опыту знаю, что мерзавца играть проще, чем положительного персонажа. Есть стереотип, как играть мерзавца или злого волшебника. Приспособлений больше, чем у простого доброго человека, который не закрывается маской, смехом громогласным. Доброго играть сложнее. 

 

— У вас растет сын Никита, пока ему еще два года. Но скоро придет в наш ТЮЗ. С какого спектакля вы бы хотели, чтобы он познакомился с театром? 

— «Как Баба-яга сына женила» — хорошая сказка, красивая сказка. 

 

— А в какие игры вы с ним играете? 

— Никита маленький пока. Я в детстве любил «вышибалы», всякие подвижные игры, «казаки-разбойники», войнушку, само собой. В два года мы с ним собираем пазлы, пускаем мыльные пузыри, в песочнице играем. Но и на iPod есть игры, он уж сам включает, находит, играет. Игры разви- вающие. Учит алфавит, учит животных, есть задание — собрать с дерева яблоки в корзинку, например, на развитие внимания. Там же нет «стрелялок». 

 

— А когда дорастет до «стрелялок», будете запрещать?

— Да нет, скорее ограничивать. Через запреты ничего не добьешься. Если его дружок ему скажет про какую-то игру, как я смогу ему запретить? Будем искать пути решения.

 — Как вы любите отдыхать?

 — Люблю путешествовать, стараюсь это делать — ездить на море, в другие страны. 

 

— Самые яркие впечатления какие? 

— С женой были в Европе в свадебном путешествии. Посетили Амстердам, Стокгольм, Хельсинки, и 5 дней в Париже. Париж — красивый город, светлый, даже камень там какой-то особенный, белый. Большие окна на центральных улицах. Но самое больше впечатление — это чистота, как ни банально звучит. Как специально — как только пересекаешь финско-русскую границу в нашу сторону, бросаются в глаза грязь, деревья поваленные, пакеты, бутылки. Там вдоль дороги заборы, чтобы животные не выбегали, и очень чисто. 

 

— С чем начнете новый сезон? 

— Будем отдохнувшие, будем работать. 50-й сезон законччился, но 50-летие театра еще впереди. Когда я был студентом, встречал 35-летие театра. Сейчас уже немало лет отработал, воспринимаю его как дом. Хочу успешных премьер, чтобы была интересная работа. Должны показаться в Твери, Ярославле, хочу, чтоб театр хорошо принимали. Но главное, чтобы были новые работы, которые нашли бы отклик у зрителя. 

 

Беседу вела Алла Гурина